www.culture.ru
КИКИМОРА Номинация: «Проза». Тема: «Легенды и предания малой родины»
Библиотекарь Воробьёвицкой поселенческой библиотеки Ермолина Валентина Петровна принимает участие в районном конкурсе творческих работ «Малая родина в сердце моём».
Номинация: «Проза»
Тема: «Легенды и предания малой родины»
КИКИМОРА
Зимним студеным вечером, управившись со всеми хозяйственными делами, моя бабушка Аксинья Андреевна садится за прялочку, а я, маленькая ее шестилетняя внучка, подсаживаюсь к ней. Тихонечко звенит пряжа о веретенце, играя в бабушкиных пальчиках.
– Бабушка, - говорю я ей, - расскажи что-нибудь интересное!
Надо сказать, что рассказчица моя бабуля была удивительная.
– Ну, дак про ште тебе рассказать? - спрашивает бабуля, - давай про нашова дедюшку Спиродона.
– Давай, - соглашаюсь я, и прижимаюсь теснее к родному человечку, вдыхая ее неповторимый родной запах.
– Вот, - начинает свой рассказ бабушка, - жили в ту прежнюю пору в нашой деревне муж да жона, Спиридон да Евдокия. Они родней нашой были. Золовки моей Настасьи батька и матка. Ну, вот, жили они хорошо, справно, держали коровушку, лошадку и так по мелочи скота: овечек, поросяток, курочек. Вот и межу собой жили они ладно. Деток вырастили, жонили, замуж выдали. Жить бы да жить спокойно, хорошо. Да вот бяда какая приключилася – пробралася в ихнее подполье кикимора.
Я сильнее прижимаюсь к бабушке – страшно стало!
– Элекстричества-то не было товда, лучины да лампы, радива тожо не было, вот кикиморы-то и не боялися ничово. Каторга наступила в доме-то ихнем. Кикимора-то, то орет, то поет, то повизгивает, то чем-то брякает. Оне её и пугали, оне её и выгоняли, они её и травили, и дустили. Все ей нипочем!
– Бабушка, спрашиваю я - как это – дустили?
– Это, дитятко, порошок такой – дустом называется, - говорит бабушка и продолжает дальше свой рассказ.
– Ну, вот, не могут оне ничем её выгонить-то, живет себе и живет она в ихнем подполье. Кринки с молоком опрокидывает, сметанку портит. Картошку изгрызла, моркову всю съела.
Как-то раз Спиридон собрался на дальние покосы за сеном. Запряг лошадку и поехав. Приехавши, снежок с стожка огреб и сенцо начав складывать на розвальни. Вдруг видит: ровно кто мелькает за стожком-то. Он головой потряс, думает карзится ему штё-то. Нет, опеть мелькает. Он подумав штё это зайчик, но это был не зайчик, кто-то мелькает черной, нибаской, а зайчи-то зимой ведь белые! И вдруг этот нечистой запищал тоненько так, что, дескать, скажите сестриче, мати преставилася, скажите сестриче! И так вот нескольке-то раз. Мужик-то Спиридон был не испужливых, а тут перекрестився. Да и лошадка-то не стоит, все наровит бежать, фыркает. Спиридон вилы в сани, сам – на сани, а лошадку и понужать не надоть, она как махнула, так до дому в один машенек и летела. Вышла во двор Евдокия видит: сена нет, и на мужике шапки тоже нет.
– Ты штё это, батьке, без сена, чем скотину кормить будем?
– Ой, матка, и не говори лучше, страху такого натерпелся, похуже, чем из нашова подполья. Тольке, - говорит он, - приехав, тольке сено класть начав, смотрю всё мелькает кто-то за стогом-то. Я думав, штё это заяч, неет, смотрю штё-то лохматое черное, да ошшо и заговорило человечьим голоском: скажи, говорит, сестриче, штё мати преставилася. И так вот несколько раз повторила. Како тут сено! Я не помню, как домой ехав, и шапку где-то потеряв.
Зашли они в избу, а жона ему и говорит, что, дескать, тебе пригрезилося.
– Нет, матка, не пригрезилося, сам чув, как этот нечистой пищав тоненьким голоском, скажи, дескать, сестриче, штё мати переставилася.
Тут подпольешная-то западня как откроется, кикимора-то как выпрыгнула, да заорала нечеловеческим голосом и в лес убежала. Мужик-то с бабой тут и сели на пол со страху! Это вторая-то кикимора передала своей сестре, штё, дескать, мать у них померла. Вот она из подполья-то и убежала! Вот такая исторья была. Дак про это уж вся наша родня знает, передают друг дружке. Правда это было, правда, девонька!
За окном мела вьюга, дул порывистый колкий январский ветер. Я смотрела в покрытое ледяными узорами окно и казалось, что где-то там на дальних лугах сидит за стожком кикимора. Я сильнее прижалась к бабушке.
– Не бойся, дитятко, теперь их нет, вон сколько грохоту везде, и музыка, и свет горит, теперь их нет, – успокоила меня бабушка.
– Бабуля, расскажи ещё что-нибудь, - попросила я.
– Давай-ко, милая, спать уж ложиться, засиделися мы с тобой, завтра ошшо расскажу чте-нибудь, - сказала она, отложив свою прялочку.
Фотография из домашнего архива Ермолиной В.П.:
Та самая бабушка, удивительная рассказчица Аксинья Андреевна